Была глубокая ночь, но ему не спалось… он встал, неспешно найдя в комнате свои тапки, побрел на кухню. Зажигать верхний свет категорически не хотелось — он включил небольшой светильник над столом, достал из шкафа начатую бутылку виски, из холодильника  — тоник и лед. Смешав все это в его любимых пропорциях он вышел на террасу, захватив с собой сигареты…

Он неспешно курил, прохаживаясь вдоль окон спальни, а под ним город еще жил остатками ночной жизни. Вот прошла веселая парочка, —  «наверное ночь у них только начинается» — подумал он делая короткую затяжку, потом еще и еще… Виски медленно таял в стакане, стоявшем на парапете, за которым начинал медленно засыпать уставший город. Последние трамваи спешили развезти сонных пассажиров по домам и скорее самим забраться в свои депо и только не спалось таксистам, которые ожесточенно о чем-то спорили там, внизу, но невозможно было разобрать о чем.

Он смотрел вдаль, туда, где возвышалась трубы завода, подсвечиваемые красными огоньками, где-то сверкнула вспышка, в противоположном доме все меньше и меньше оставалось горящих окон, а он все стоял и смотрел вдаль. Сигарета давно уже потухла в его руках и ему пришлось заново прикурить. Теперь он сосредоточенно смотрел на тлеющий огонек сигареты. Виски в стакане уже почти не осталось…

Город спал и ничего не знал, не знал что чувствует человек, стоящий на безликом балконе типовой многоэтажки. Еще сегодня он, преуспевающий специалист, который блестяще знает свое дело, который не раз выручал коллег в трудную минуту, который делал то, на что другие боялись решиться, еще сегодня он был не один… но уже наступило завтра, оно давило своим одиночеством и он понимал, что от вчера он еще долго не сможет отойти…

Зайдя в квартиру он вновь наполнил бокал виски и тоником, небрежно насыпал немного льда и вновь погрузился в свои мысли: « А что было бы, если бы пошел чуть левее?» — думал он, но тут же успокаивал себя тем, что иначе было нельзя, иначе его бы никто не смог понять, а тем более помочь. Вчера там почему-то оказалось слишком много народа, и все вроде бы были при деле, но их было много. Может быть поэтому у него впервые за столько лет не получилось? Он корил себя за то что ничего ему не сказал до, и несмог ничего сказать после, ведь столько всего осталось невыясненным, осталось столько вопросов, на которые уже никто не ответит — от этих мыслей ему становилось еще хуже.

Сколько раз он прокручивал все свои действия в голове — он сбился со счета, и каждый раз он не мог понять, что именно он сделал не так, где в его действиях была точка невозврата, после которой вообще не имело смысла что-то делать — он не мог найти ее.

Но что-то щелкнуло в его голове, что-то враз прояснило многие непонятности, он решительно поставил бокал с недопитым виски на стол и быстрым шагом вышел на террасу. Он шел целенаправленно, шел сквозь стены, вперед, к свету, в котором и был ответ на все его вопросы… и только шум крыльев вспорхнувших птиц нарушил покой уснувшего города. Через открытую дверь в кухню врывался ветер, шевеля нерастаявший лед в стакане с виски, все было тихо и спокойно — город продолжал спать.

Шел второй день, после той ночи, когда шум крыльев улетающих птиц на секунду нарушил покой спящего города, но был день, и город не спал, он жил своей обычной жизнью, кто-то спешил по делам, кто-то просто прогуливался, но никто не стоял на месте, и только тут, за городом, среди травы и берез было тихо и спокойно, одинокие птицы, перекликаясь между собой, нарушали тишину натянутого молчания. Их хоронили рядом — пациент и врач, друг и товарищ… «…они шли по жизни вдвоем, из нее и ушли вместе…» — доносился обрывок речи. Толпа начала потихоньку расходиться, кто-то задерживался, что бы что-то сказать в открытую пропасть, откуда уже невернуть, сказать то, что не успел сказать еще вчера… и только старый завотдел стоял в сторонке, возглавляя колонну новеньких машин, которые сегодня, вместо того, что бы оказывать помощь другим — отдавали дань том, у кто не жалел себя, доставая жизни для других, но не для себя… Он знал все, он знал что этим все закончится, но все же отдал команду тогда, три дня назад, отправил именно его в гущу событий. Он все знал, и о том, кто там и о том кого отправил, но он не мог предположить, что не успеет помочь, не мог предположить того, что усилия стольких людей которые ему подчинялись ни к чему не приведут.

Он знал о том, чего не знали другие. Он знал то, чего никто не сказал — он знал, что они были не просто товарищами, не просто друзьями и даже не просто родственниками… он знал, что нельзя было отправлять отца спасать сына, он знал… но при этом он понимал, что никто кроме этого человека не может совершить невозможного.

Моросил мелкий дождь, комья земли со стуком оседали в темноте могил, вскоре и этот стук стих… а машины все продолжали стоять тут, и никто из врачей даже не думал куда-то спешить, спешить помочь кому-то… все они, когда-то дружная братия оскудела на одного человека, но какого — душа компании теперь была не с ними.

Вечером, когда закончилась смена никто и не думал расходиться с подстанции, все собрались в маленькой комнате, в комнате его бригады, хотя какая там бригада, он всегда работал один — они все, целая смена уместились в этой маленькой комнате с двумя кроватями столом и шкафом. Все вспоминали о том, каким он был, что он смог изменить за эти немногие годы работы в коллективе, и каждый, каждый кто был в этой комнате не мог без улыбки вспомнить его шутки и проказы, его  нестандартные приемы, которые никогда не подводили, все до одного, кто пришел в это маленькое помещение с обшарпанными стенами, покрашенными когда-то в серый цвет, все понимали что  в каждом из них остался кусочек его души, кусочек того тепла, которого он дарил каждому, кто к нему обращался. Всю ночь люди сидели и вспоминали то, что было за эти пять лет, когда выпускник медучилища, зеленый студент, два с копейкой метра ростом и не менее центнера веса, пришел сюда.  Ночи не хватило на то, что бы каждый вдоволь смог высказать о нем все, но утро нещадно наступало, гнало их по домам, вечером опять возвращаться сюда… народ расходился и только старый завотдел уходя, поправил небрежно висевшую на дверце шкафа изрядно потрепавшуюся форму, с гордой вышивкой «Скорая помощь»…

Фото: pixabay.com